Мы оказались тоньше хрупкого стекла, хоть все считали мы - из равнодушной стали.
Какой бы интересной и увлекательной ни была специальность, все равно найдется в ней место скучным и нудным курсам из категории «для общего развития». Официально они именовались базовой частью профиля, но студенты их величали исключительно нудисти-кой в самом широком спектре синонимов к ней. Однако же преподаватели, которым выпала доля читать подобного рода дисциплины, так не считали и более того – полагали, что важнее их курсов ничего нет и быть не может. В связи с этим возникала исключительная форма издевательства – особо строгий контроль посещаемости. Разумеется, студентов такой подход не вполне устраивал, но ничего с этим сделать они не могли – только поглядывать на по тем или иным причинам пустующие места и молча сочувствовать несчастным, обреченным на муки сессионного ада товарищам.
Безопасность жизнедеятельности относилась как раз к такой категории дисциплин. Ее содержимое давным-давно морально устарело, но дедок, который ее вел, – ровесник революции, - так не считал, на своих парах устанавливал разве что не режим военного положения, ненавидел тех, кто не посещал его лекции, и доводил до истерик тех, кто на них опаздывал хотя бы на две минуты. Тринадцатая группа третьего курса – экспериментальный набор по специальности «кибернетик-роботехник» - с тоской поглядывала на единственное пустующее место из занимаемого ими ряда. Прошла уже половина пары, а ЕЕ, той, кто присутствовал на всех занятиях, почему-то не было. Если бы не драконовские порядки тронутого на голову лектора, они давно бы переписывались или перешептывались на тему того, не сообщила ли ОНА кому-нибудь, что не придет, почему не придет и тому подобное. Хотя для всего потока вероятность того, что ОНА могла бы не прийти на пару, какой бы жуткой эта пара ни была, стремилась к нулю с воистину космической скоростью. А лектор уже довольно потирал руки – ведь он нашел-таки себе жертву для экзамена!
Неожиданно для всех – и для лектора в первую очередь – дверь аудитории отворилась, и на пороге появилась ОНА, точно такая, какой ее привыкли видеть в университете. Легкий черный плащик необычного кроя еще колеблется на фигурке после быстрой ходьбы, изящные ножки – мечта почти любой девушки – в тяжелых сапогах стоят уверенно и твердо. Руки в перчатках расслаблены. Бледное лицо в рамке седых волос выражает лишь спокойствие и уверенность. Собственно, другой поток эту студентку никогда не видел. Спокойствие, легкая доброжелательность, полный контроль над собой.
-Нифльхейм! – грозно рыкнул лектор, однако весомость восклицания начисто испортило то, как он позорно запнулся в фамилии девушки. – Что я говорил об опозданиях?!
читать дальше-Прошу извинить меня, - вежливо, но с тем же каменным спокойствием отозвалась седовласая студентка. – У меня были некоторые неприятности на работе, от которых я не хотела бы распространяться. Но больше это не повторится. Я могу сесть?
-Нет.- Лектор упер руки в бока и, резким движением скинув очки на самый кончик крючковатого носа, приготовился к моральной пытке, а опоздавшая на пару по вполне весомым причинам Хельга Нифльхейм даже не сменила позы, продолжая сверлить лектора тяжелым взглядом пронзительных синих глаз – единственного цветного пятна на ее очень бледном лице.
Однако, когда старик начал свою гневную отповедь, даже те, кто плохо знал Хельгу, были шокированы количеством этого совершенно неадекватного бреда, который выплеснулся на девушку в течение последующих пятнадцати минут. Однако болезненно белая кожа Хельги даже не порозовела в румянце, что едва ли не более всего во этой ситуации бесило не совсем адекватного старика. Нифльхейм слушала, не перебивая, и только когда гневная тирада была завершена, и лектор, довольный собой, попытался отдышаться, Хельга, наконец, сменила позу, и громко, четко заявила:
-С большинством пунктов Вашего обвинения я не согласна. Во-первых, оно голословно. Во-вторых, у меня есть объективные причины. В-третьих, даже мое опоздание не дает Вам право меня оскорблять. Теперь я могу занять мое место?
-В углу твое место! – не выдержал лектор. – У тебя родители что, совсем имбицилы, если не объяснили тебе, как надо вести себя со старшими?!
Поток при одном упоминании о родителях Хельги поспешно втянул головы в плечи. Эта тема в университете находилась под строгим запретом, и никто этот запрет нарушать не собирался. Однако вполне ожидаемого взрыва вместе с тем не последовало: Хельга просто повесила сумку обратно на плечо и, ни слова не произнеся, покинула аудиторию.
-А теперь продолжим нашу лекцию, - заговорил довольный собой старик, поворачиваясь к аудитории, но наткнулся при этом на взгляды еще более угрюмые, чем были до появления Нифльхейм. А старик, по своей эгоистичной и солдафонской манере полагал, что именно ее появление виной поведению студентов и даже лично подлил масла в огонь студенческого недовольства:
- Именно это ожидает всех опоздунов на моих занятиях.
-Зря Вы так про ее родителей, - аккуратно, но достаточно громко произнес один из ребят-роботехников, учащихся вместе с Хельгой. – Нет у нее родителей, погибли они, давно уже. Сирота она круглая. Работать вынуждена, чтобы выживать, а Вы ее так...
-У нас с вами первая пара! – воскликнул ничего не понимающий лектор. – Кем же она должна работать, чтобы опаздывать на первую пару?! Валютной, что ли?
После этих слов равнодушных уже не осталось, поднялся гул, а через полминуты трина-дцатая экспериментальная группа в полном составе из пятнадцати человек демонстративно покинула аудиторию. А вслед за ними, невзирая на крики пошедшего пятнами старика, и весь остальной поток отправился бойкотировать остаток лекции. Финальный вопль лектора о том, что их всех ждет докладная на имя самого ректора, ничьих ушей уже не достиг.
«Зря они так из-за меня», - думала сама Хельга Нифльхейм, стоя в стороне, в тени лестницы, так никем и не замеченная. Не вмешались бы ребята – досталось бы только ей одной, а Хельге не в первый раз было выкручиваться из подобных ситуаций. А теперь… кто знает, в каком настроении будет ректор, когда увидит эту трижды проклятую докладную.
Хельга покачала головой и поплелась на следующую пару. Все равно настроение было испорчено на день вперед.
В университете к Нифльхейм отношение было неоднозначным. Практически все ее уважали, сочувствовали, зная о потере родителей, но кто-то ею восхищался, а кто-то и побаивался. Были завистники, были поклонники, как у любой необычной студентки, но в несколько гипертрофированной форме, и тому виной было множество причин. Ореол тайны, окружающий это существо, всегда одетое в черное, никогда, даже в самую сильную жару не снимающее перчаток. Никто не знал, где Хельга живет, как на жизнь зарабатывает. Никто не знал даже, когда она отмечает свой день рождения и отмечает ли вообще. Она принадлежала той редкой категории людей, которая умеет ничего о себе не говорить, в то же время ничего не утаивая. Нестандартная внешность. Седая, бледная, худенькая, тем не менее, она обладала каким-то особым очарованием и шармом. И силой, которая ощущалась, стоило Хельге войти в помещение. Была еще категория, которая этой силы боялась. Такие студенты клеймили ее ведьмой, прозвали Седой и вообще едва ли не в сатанисты записывали. Сама Хельга не шибко вникала во все эти перипетии, ей это не нужно было. От университета ей нужно было только одно – образование, в котором она нуждалась по роду своей деятельности, и диплом государственного образца. А уж друзья, общение, «тусовки» и все прочее, ради чего обычно идут учиться в высшее образовательное учреждение на дневную форму, ее категорически не интересовало. Ей оставалось учиться, по сути, всего один год, дипломный проект был уже практически завершен, а значит, пройдет совсем немного времени, и уже никого из этих людей, таких странных, непонятных и серых для нее, она в больше не увидит. И так будет лучше – и для них, и для нее.
Время до завершения последней пары Хельга отсчитывала разве что не по минутам. По-следней парой шел точно такой же общеобразовательный бред, для Хельги автоматически попадающий в категорию «прочитаю по учебникам», и отношение к подобным дисциплинам у нее всегда было соответствующее. Но кошмар, наконец, закончился, и Хельга, сдержанно, но по возможности дружелюбно простившись с группой, выбралась из университета. Тем не менее, счастье было коротким.
-Хельга! – окликнул ее со спины мужской голос. Нифльхейм, прежде чем обернуться, сначала от души поморщилась и про себя витиевато выругалась. За ней, как теперь выяснилось, следовал человек из ее группы. При всем дружелюбном отношении Хельги к коллегам, она все время держалась в сторонке, особняком – так проще хранить тот особый контингент тайн, который имеет очень узкую адресность и обволакивает само существование Хельги Нифльхейм плотным сизым облаком мистерии. По этой причине, в том числе, даже спустя столько времени она так и не запомнила ни одного имени. Только вот парня, следующего за ней, она выучила очень даже хорошо – на его беду преимущественно. Вадим донимал ее со второго курса, безоговорочно влюбившись в ореол тайны, окружающий девушку в черном.
Седая все же заставила лицо принять менее убийственное выражение и обернулась.
-Уже темно, - завел свою обычную волынку Вадим, окидывая стройную фигурку девушки жадным взглядом, которому, казалось, даже черный плащ не был помехой. Бледное личико девушки в темноте подворотни, в обрамлении седых волос, оттененное черным легким капюшоном, казалось ему еще милее. Вадим сглотнул так не вовремя подступивший к горлу ком и продолжил: - Можно я тебя провожу?
-Спасибо, нет, - ответила Хельга достаточно злым голосом. Хотелось отправить этого прилипалу ко всем чертям, желательно еще и с курсоуказующим пинком, однако, сил на это банально не осталось. Девушка слишком сильно устала – двое суток без сна, тридцать с лишним часов непрерывного мозгового штурма, мощное физическое напряжение, сильный стресс, и тут еще это чудо на голову – которое еще и проигнорировало отказ Хельги и прилипло к ней как банный лист. Именно за это свое свойство Вадим получил прозвище Пиявка. А Хельге более всего в этот момент времени хотелось добраться до машины, устроиться с комфортом в салоне и доехать-таки до дома, но показывать Пиявке ретро-автомобиль за три миллиона рублей ей не хотелось.
Отбрыкивание от не в меру назойливого парня заняло у Хельги без малого полчаса и окончательно измотало ее, а поэтому, когда за спиной стихло недовольное бормотание, а впереди замаячил черный силуэт, из груди ее вырвался вздох облегчения.
-Почему ты его терпишь? – спросил звучный баритон, когда Нифльхейм устало привали-лась спиной к своей машине. – Один удар, и он даже имя твое забудет!
Хельга села в машину и только там, подняв стекла, сняла с рук перчатки и посмотрела на левую ладонь. Через всю ладонь тянулся старый, длинный шрам. Едва какое-то не имеющее порядкового номера чувство убедилось в том, что людей поблизости нет, шрам дрогнул, и кожа начала раскрываться как диковинное веко, обнажая большой красный глаз с вертикальной щелкой зрачка. Глаз моргнул и добавил тем же голосом:
-С ним даже у меня терпение лопнуло.
Его звали Маркус, это неизвестное земной науке существо. Кто или что он такое – не представляла даже сама Хельга, но для нее, сироты, не имело ни малейшего значения, к какой категории ученые мужи приписали бы существо, спасшее ее от сумасшествия на почве абсолютного одиночества и осознания потери всех, кто был ей на самом деле дорог. Для Нифльхейм представившаяся Маркусом сущность, поселившаяся в ее ладони, в первую очередь была добрым и надежным другом, которого, однако, следует держать подальше от чужих глаз. И этой сущности Хельга улыбалась, как никогда – в университете. Добро, искренне и практически нежно.
-Дипломатия – великое оружие, - хмыкнула девушка и повернула ключ в зажигании - старый-добрый Кадиллак Эльдорадо Флитвуд 1967-го года утробно заурчал, словно почувствовав хозяйскую руку, включилась холодная голубая подсветка приборной панели. Нифльхейм послушала звук двигателя, одобрительно кивнула и добавила: - Но ты прав. Я ему скоро зубы прорежу.
Под веселый смешок Маркуса завидный во всех отношениях черный матовый Кадиллак заскользил в сторону области, где и жила Нифльхейм. Как и где она обитала, не знала ни одна живая душа из университета, никто не бывал у нее дома и даже отдаленно не представлял себе ее жилье, вследствие чего о доме Хельги ходило бесчисленное множество слухов и предположений. Исходя из тех качеств, которые Хельга позволяла видеть ее коллегам по учебе, они делали странные и подчас нелепые выводы, граничащие с фантастикой. В своей погоне за мистикой они дошли даже до предположения о том, что Хельга Нифльхейм просто обязана жить в огромном пустом особняке и спать она обязана именно в гробу. Разумеется, это была воистину сказочная чушь, не имеющая с реальностью ничего общего. В реальности же… Реальность была смелее любых фантазий.
На выезде из города Хельге повстречалась машина патрульной службы. Едва завидев черный матовый Кадиллак, патрульный тут же сбавил ход и почтительно помигал фарами ближнего света, а потом с замиранием сердца ждал, когда Кадиллак сделает то же самое. Хельга не стала заставлять его долго ждать. Ее необычную машину знали все службы порядка Москвы, Московской и ряда соседних областей. Знали и уважали, как это ни странно, пусть никто из патрульных так ни разу и не смог догнать или хотя бы загонять этот Кадиллак, когда время от времени приходилось для приличия его преследовать. Для всех дорожно-патрульных служб Хельга Нифльхейм и ее машина слыли легендой – и не только из-за потрясающего мастерства вождения.
Седая улыбнулась и уверенно свернула с трассы на добротную грунтовую дорогу: здесь начинались ее владения, пусть и официально ее клочок земли в этих местах не превышал пяти соток из всего массива земель, обозначенных на картах как Чернолесье - закрытое образование поселкового типа. В нем заключалась ее гордость; это было ее детище, дело всей ее жизни. Хельга замедлила ход машины, едва заметив впереди, прямо в лесу, аккуратные избушки и домики, ютящиеся в тени не потревоженных строительством деревьев. У этого поселка никогда не было ни плана застройки, ни типового плана домов. Каждый строил что хотел, как хотел и где хотел, а уж пробить все причуды чернолесцев в соответствующих инстанциях для Хельги не составляло труда. Возражать Нифльхейм мало кто отваживался, ведь слишком уникально было ее детище.
Тем не менее, никто не заставлял полторы сотни человек селиться практически в лесу и работать на Правительство. Это был их собственный выбор – следовать в своей жизни пути той, кого все они признавали как свою вторую мать. Каждый из них так или иначе был обязан Хельге жизнью. Собранные со всех концов России и ближнего зарубежья, изящной черной рукой выдернутые из кошмара социального дна, они слишком любили и уважали вторую мать.
Медленно проезжая по поселку, Хельга всматривалась в разнообразные дома и вспоминала истории, лежащие за каждым из них, а Хельга помнила каждую деталь из жизни всех, кого она привела в Чернолесье. Оссирис, мужчина лет сорока с густой бородой и суровым видом – кузнец, а в прошлом – удачливый адвокат, которого коллеги сделали бомжом и оставили умирать на улице. Ему даже руку пришлось ампутировать, настолько сильно разрослась гангрена в условиях мурманской зимы. Но Оссирис не тосковал по руке – сделанный на основе разработок Хельги протез слушался не хуже природной конечности, а колоссальная сила, заложенная по умолчанию в сервомоторы суставов, оказалась как нельзя кстати при работе в кузнеце, на наковальне. Молодая цветущая женщина в домотканом сарафане и с лицом как будто немного не от мира сего – Ривер. Ее Хельга нашла в сумасшедшем доме, куда несчастную женщину упекли добропорядочные врачи в ответ на угрозы тогда еще простого бухгалтера подать в суд. Банальная операция по удалению аппендицита для двадцати трехлетней девушки закончились инвалидностью и креслом-каталкой. Конечно, хирурги отрицали факт врачебной ошибки, и Ривер оказалась в доме для душевнобольных, но Хельга нашла ее – как и почему, Ривер так и не поняла, - поверила в нее, утешила и укрепила дух. И более того – поставила ее на ноги.
И многие, многие другие люди, но всех их в прошлом связывала одна беда. А в настоящем – одна надежда, и именно воплощением ее в жизнь так усердно занималась Нифльхейм. Чернолесье само по себе было воплощением их общей мечты. Пусть иногда людям и казалось, что Хельга в своем стремлении к мечте слишком уж усердствует и перегибает палку, никто не мог бы упрекнуть ее в безнравственности или безответственном отношении к людям ее поселка – поэтому, наверное, люди к ней и тянулись. Нифльхейм мысленно улыбнулась: «Мы в ответе за тех, кого мы приручили».
…Сапог с силой ударил по педали тормоза, когда один из чернолесцев разве что не кинулся под колеса черному гиганту дорог.
-Ассур, елки-палки, что ты творишь?! – высунувшись в окошко, гаркнула Хельга отлепляющемуся от капота «Кадиллака» юноше. Парень был своеобразен во всем, но при этом безгранично дорог молодой седой девушке: как брат, как помощник, как едва ли не самый близкий друг. Пусть иногда Ассур и вел себя как самый невозможный клоун, и Хельге хотелось удушить его на месте. В негласной иерархии Чернолесья он занимал второе место, он первым присоединился к Хельге и поддерживал ее во всем. Иногда все же он вел себя слишком эмоционально и возбужденно, что Седой – девушке с абсолютно холодной головой – категорически не нравилось.
-«Горынычи» при тебе? – без предисловия спросил Ассур, все еще лежа на капоте. Его лицо, покрытое сплошной черно-белой татуировкой, даже несмотря на узор, казалось очень сильно взволнованным.
-Как всегда, - кивнула Хельга, закатывая рукава и уже сейчас, не дожидаясь продолжения, закрепляя манжеты на локтях специальными заколками. На предплечьях, под широкими рукавами черного плаща прятались два хитроумных устройства, чей почти зеркальный блеск мгновенно зажег огонь хищного азарта в глазах Ассура. И это был еще один повод для Хельги немного погордиться собой. «Горынычами» по официальному патенту назывались парные клинки, созданные при помощи мастеров ковки, серво-механики, кибер-сенсорики и нано-технологий – все они представлены жителями Чернолесья. Этот во всех
отношениях смелый проект не имел во всем мире ни аналогов, ни дубликатов.
Ассур довольно облизнулся.
-Обожаю их блеск, - хмыкнул юноша, кивнув на пока сложенное оружие. – У нас в третьем секторе беспорядки, Хель.
-Кто?! – рыкнула девушка, открывая вторую дверцу «Кадиллака».
-Черт их поймет, - фыркнул юноша, забираясь на сидение и любовно укладывая на колени ножны со своими парными ятаганами. – Новички, похоже, закрышевать решили.
-Черта-с-два они у меня на территории крышевать будут, - буркнула Седая, резво направив машину к указанному сектору. – Я ж вроде им всем уже по нескольку раз объяснила, как я к ним ко всем отношусь!
-Видимо, до некоторых туго доходит, - пожал Ассур широкими плечами.
Хельга промолчала. Одногруппники из университета сейчас вряд ли узнали бы ее. Она изменилась - резко, быстро, и из милой, окруженной тайнами девушки превратилась в хищницу, защищающую свою территорию и своих детенышей. Звериный оскал, блеск глаз и почти слышное рычание. В таком амплуа Хельга Нифльхейм была особо обворожительна и прекрасна. И Ассур понимал, что безоговорочно влюблен.
Ситуация оказалась элементарной. Несколько дуриков, кто чем вооруженных, ввалились в один из магазинчиков на границе сектора и пытались подбить его руководство принять покровительство их «хозяина». Банальность, какую только поискать, но именно с ликвидации такого бардака Хельга и начала свой путь.
Когда черный «Кадиллак» остановился перед нужным магазином, тугодум по кличке Туз в компании своих «шестерок» как раз увещевал руководство на тему того, что под его крышей им будет и суше, и спокойнее. Прижатый к стенке почти в буквальном смысле слова директор магазина уже был готов сдаться, когда увидел вошедшую в магазин, невзирая на вывеску «закрыто», девушку в черном плаще и ее спутника с татуировками на все лицо. На радостях директор, не медля больше ни минуты, от души послал налетчиков по известному в России адресу. Недоумевающий Туз обернулся, но, увидев за спиной лишь девушку, пусть и в компании весьма странного парня, не удержался и расхохотался во всю глотку.
-Шел бы ты отсюда пока цел, - честно посоветовала ему Хельга, скрестив руки на груди. Сложенные у локтя «Горынычи» и контрольные щитки на запястье пока смотрелись исключительно как украшение в стиле кибер-панка и никакой опасности под собой не подразумевали.
-Деточка, найди себе другую песочницу, - хохотнул Туз.
-Это… - запричитал один из его громил. – Это же Седая! Чернолесцы! Туз, мы же к чернолесцам влезли! Давай двигать отсюда!
Главарь на своего подхалима только раздраженно фыркнул и достал пистолет, дуло которого направилось на Хельгу. Девушка только хмыкнула.
Выстрела из-за глушителя слышно почти не было, но зато звон отрикошетившей от лезвия «Горыныча» пули еще долго стоял в ушах. Нашпигованные датчиками клинки уловили команду, руки Хельги обтянул металлический кожух, пальцы ударили по сенсорным пластинам, и нано-технологии выбросили в стороны широкие полотна лезвий. Весь процесс развертывания «Горынычей» занимает три секунды, но для отклонения пули при должном уровне развития реакции достаточно и самого сложенного щитка. Но зажмурившийся во время выстрела Туз таких деталей не видел: его взору предстала только уже опускающая полностью разложенного «Горыныча» Седая и вьющийся тонкой струйкой дымок от пули, сиротливо катящейся по полу.
Увещевание Туза не затянулось. Наглядная демонстрация умения Чернолесья постоять за свои земли состоялась уже на первом упавшем телохранителе – он просто попал под удар щитком «Горыныча». Коллеги оттащили бесчувственного неудачника подальше, а сам Туз бросился наутек, по дороге успев оценить достоинства роскошного «Кадиллака». Хельга проводила его взглядом, даже не слушая благодарности от дирекции магазина. В этом не было смысла. В поддержании порядка в зоне Чернолесья Хельга видела смысл самого Чернолесья. Иногда хватало одного ее имени, иногда – вида «Горынычей», иногда - присутствия Ассура. Но чаще всего право на спокойствие приходилось отвоевывать потом и кровью. Именно об этом думала Хельга, вновь вместе с Ассуром садясь в машину. Хельга понимала, что она сама далеко не всегда сможет так удачно оказываться рядом с зоной конфликта, и однажды Чернолесье, несмотря на высочайший уровень подготовки, проиграет. А потеряв Чернолесье, Хельга вполне может ставить на самой себе крест, потому что на повтор этого пути у нее банально не хватит сил…
Хельга со стоном уткнулась лбом в руль.
-Хель?! – встрепенулся Ассур. – Ты чего?
-Дай слово… - начала было девушка, но юноша перебил ее, даже не дав закончить:
-Даю. Клянусь.
-Дай слово, что если со мной что-то случится, ты будешь заботиться о Чернолесье не хуже моего, - закончила Нифльхейм. – Дай слово, что Чернолесье будет жить.
Юноша на несколько секунд растерялся, и только бормотал под нос, словно повторял про себя слова своей второй матери – просто для того, чтобы в них поверить. Наконец, он положил ладонь на ее плечо и тихо ответил:
-Мы выживем.
-«Мы выживем», - ехидно передразнил юношу голос от левой ладони Седой. Маркус раскрыл глаз и фыркнул на юношу: - Нет, чтобы рявкнуть «Что за чушь ты несешь?!» или просто успокоить уставшую девушку, ты про выживание говоришь! И не стыдно, господин Ассур?!
-Я тоже тебя люблю, Мак, - хмыкнул Ассур, даже не моргнув. О Маркусе знал и он, и все неофициальное руководство Чернолесья. И все они были так же прекрасно осведомлены о вредном и мерзком характере этого странного элемента жизни их глубоко уважаемой Хельги Нифльхейм. Поэтому последующее восклицание нисколько не удивило юношу:
-Любишь?! Молодой человек, я мальчиками не увлекаюсь!
-А кто тебя спрашивать будет? – рассмеялся Ассур. У Маркуса, само собой, и на это ответ был заготовлен, но неумолкающему существу все же пришлось прикрыть несуществующий рот: мобильный телефон в кармане Хельги затянул про рано встающую охрану. Все поспешно умолкли: девушке звонило ее непосредственное начальство. Нифльхейм, безусловно, приняла вызов, а два ее друга все это время напряженно ждали, пока разговор закончится, и Хельга сможет рассказать, что же случилось у нее на работе на ночь глядя.
По мере того, как некто на другом конце провода говорил, что произошло и что требуется, лицо Хельги мрачнело, пусть отвечала она и не менее бойко, а надежды на то, что хотя бы этой ночью Нифльхейм переночует дома, улетучивались как туман в жаркий полдень. Наконец, Седая выпалила в трубку, разве что не огрызнулась:
-Да, я уже все поняла.
После этих слов несчастный, ни в чем неповинный телефон улетел в бардачок, Седая вцепилась в баранку и зло зашипела – юноша даже втянул голову в плечи, а Маркус спешно захлопнул веки на полусфере глаза.
-Извини, Ассур, - пробормотала девушка, - но в Чернолесье тебе придется возвращаться пешком.
-Что, опять они…?! – взвыл было Ассур, но напоролся на красноречивый взгляд Хельги и поспешно выкатился из «Кадиллака». А девушка с грустью на лице и досадой в сердце заблокировала дверцы и вдавила педаль газа. Работа ждала, ведь ученые мужи не могли понять, как именно сделать то, что всего сутки назад объясняла им глава исследовательского отдела опытно-конструкторского бюро Хельга Нифльхейм…
Апрель 2011
Безопасность жизнедеятельности относилась как раз к такой категории дисциплин. Ее содержимое давным-давно морально устарело, но дедок, который ее вел, – ровесник революции, - так не считал, на своих парах устанавливал разве что не режим военного положения, ненавидел тех, кто не посещал его лекции, и доводил до истерик тех, кто на них опаздывал хотя бы на две минуты. Тринадцатая группа третьего курса – экспериментальный набор по специальности «кибернетик-роботехник» - с тоской поглядывала на единственное пустующее место из занимаемого ими ряда. Прошла уже половина пары, а ЕЕ, той, кто присутствовал на всех занятиях, почему-то не было. Если бы не драконовские порядки тронутого на голову лектора, они давно бы переписывались или перешептывались на тему того, не сообщила ли ОНА кому-нибудь, что не придет, почему не придет и тому подобное. Хотя для всего потока вероятность того, что ОНА могла бы не прийти на пару, какой бы жуткой эта пара ни была, стремилась к нулю с воистину космической скоростью. А лектор уже довольно потирал руки – ведь он нашел-таки себе жертву для экзамена!
Неожиданно для всех – и для лектора в первую очередь – дверь аудитории отворилась, и на пороге появилась ОНА, точно такая, какой ее привыкли видеть в университете. Легкий черный плащик необычного кроя еще колеблется на фигурке после быстрой ходьбы, изящные ножки – мечта почти любой девушки – в тяжелых сапогах стоят уверенно и твердо. Руки в перчатках расслаблены. Бледное лицо в рамке седых волос выражает лишь спокойствие и уверенность. Собственно, другой поток эту студентку никогда не видел. Спокойствие, легкая доброжелательность, полный контроль над собой.
-Нифльхейм! – грозно рыкнул лектор, однако весомость восклицания начисто испортило то, как он позорно запнулся в фамилии девушки. – Что я говорил об опозданиях?!
читать дальше-Прошу извинить меня, - вежливо, но с тем же каменным спокойствием отозвалась седовласая студентка. – У меня были некоторые неприятности на работе, от которых я не хотела бы распространяться. Но больше это не повторится. Я могу сесть?
-Нет.- Лектор упер руки в бока и, резким движением скинув очки на самый кончик крючковатого носа, приготовился к моральной пытке, а опоздавшая на пару по вполне весомым причинам Хельга Нифльхейм даже не сменила позы, продолжая сверлить лектора тяжелым взглядом пронзительных синих глаз – единственного цветного пятна на ее очень бледном лице.
Однако, когда старик начал свою гневную отповедь, даже те, кто плохо знал Хельгу, были шокированы количеством этого совершенно неадекватного бреда, который выплеснулся на девушку в течение последующих пятнадцати минут. Однако болезненно белая кожа Хельги даже не порозовела в румянце, что едва ли не более всего во этой ситуации бесило не совсем адекватного старика. Нифльхейм слушала, не перебивая, и только когда гневная тирада была завершена, и лектор, довольный собой, попытался отдышаться, Хельга, наконец, сменила позу, и громко, четко заявила:
-С большинством пунктов Вашего обвинения я не согласна. Во-первых, оно голословно. Во-вторых, у меня есть объективные причины. В-третьих, даже мое опоздание не дает Вам право меня оскорблять. Теперь я могу занять мое место?
-В углу твое место! – не выдержал лектор. – У тебя родители что, совсем имбицилы, если не объяснили тебе, как надо вести себя со старшими?!
Поток при одном упоминании о родителях Хельги поспешно втянул головы в плечи. Эта тема в университете находилась под строгим запретом, и никто этот запрет нарушать не собирался. Однако вполне ожидаемого взрыва вместе с тем не последовало: Хельга просто повесила сумку обратно на плечо и, ни слова не произнеся, покинула аудиторию.
-А теперь продолжим нашу лекцию, - заговорил довольный собой старик, поворачиваясь к аудитории, но наткнулся при этом на взгляды еще более угрюмые, чем были до появления Нифльхейм. А старик, по своей эгоистичной и солдафонской манере полагал, что именно ее появление виной поведению студентов и даже лично подлил масла в огонь студенческого недовольства:
- Именно это ожидает всех опоздунов на моих занятиях.
-Зря Вы так про ее родителей, - аккуратно, но достаточно громко произнес один из ребят-роботехников, учащихся вместе с Хельгой. – Нет у нее родителей, погибли они, давно уже. Сирота она круглая. Работать вынуждена, чтобы выживать, а Вы ее так...
-У нас с вами первая пара! – воскликнул ничего не понимающий лектор. – Кем же она должна работать, чтобы опаздывать на первую пару?! Валютной, что ли?
После этих слов равнодушных уже не осталось, поднялся гул, а через полминуты трина-дцатая экспериментальная группа в полном составе из пятнадцати человек демонстративно покинула аудиторию. А вслед за ними, невзирая на крики пошедшего пятнами старика, и весь остальной поток отправился бойкотировать остаток лекции. Финальный вопль лектора о том, что их всех ждет докладная на имя самого ректора, ничьих ушей уже не достиг.
«Зря они так из-за меня», - думала сама Хельга Нифльхейм, стоя в стороне, в тени лестницы, так никем и не замеченная. Не вмешались бы ребята – досталось бы только ей одной, а Хельге не в первый раз было выкручиваться из подобных ситуаций. А теперь… кто знает, в каком настроении будет ректор, когда увидит эту трижды проклятую докладную.
Хельга покачала головой и поплелась на следующую пару. Все равно настроение было испорчено на день вперед.
В университете к Нифльхейм отношение было неоднозначным. Практически все ее уважали, сочувствовали, зная о потере родителей, но кто-то ею восхищался, а кто-то и побаивался. Были завистники, были поклонники, как у любой необычной студентки, но в несколько гипертрофированной форме, и тому виной было множество причин. Ореол тайны, окружающий это существо, всегда одетое в черное, никогда, даже в самую сильную жару не снимающее перчаток. Никто не знал, где Хельга живет, как на жизнь зарабатывает. Никто не знал даже, когда она отмечает свой день рождения и отмечает ли вообще. Она принадлежала той редкой категории людей, которая умеет ничего о себе не говорить, в то же время ничего не утаивая. Нестандартная внешность. Седая, бледная, худенькая, тем не менее, она обладала каким-то особым очарованием и шармом. И силой, которая ощущалась, стоило Хельге войти в помещение. Была еще категория, которая этой силы боялась. Такие студенты клеймили ее ведьмой, прозвали Седой и вообще едва ли не в сатанисты записывали. Сама Хельга не шибко вникала во все эти перипетии, ей это не нужно было. От университета ей нужно было только одно – образование, в котором она нуждалась по роду своей деятельности, и диплом государственного образца. А уж друзья, общение, «тусовки» и все прочее, ради чего обычно идут учиться в высшее образовательное учреждение на дневную форму, ее категорически не интересовало. Ей оставалось учиться, по сути, всего один год, дипломный проект был уже практически завершен, а значит, пройдет совсем немного времени, и уже никого из этих людей, таких странных, непонятных и серых для нее, она в больше не увидит. И так будет лучше – и для них, и для нее.
Время до завершения последней пары Хельга отсчитывала разве что не по минутам. По-следней парой шел точно такой же общеобразовательный бред, для Хельги автоматически попадающий в категорию «прочитаю по учебникам», и отношение к подобным дисциплинам у нее всегда было соответствующее. Но кошмар, наконец, закончился, и Хельга, сдержанно, но по возможности дружелюбно простившись с группой, выбралась из университета. Тем не менее, счастье было коротким.
-Хельга! – окликнул ее со спины мужской голос. Нифльхейм, прежде чем обернуться, сначала от души поморщилась и про себя витиевато выругалась. За ней, как теперь выяснилось, следовал человек из ее группы. При всем дружелюбном отношении Хельги к коллегам, она все время держалась в сторонке, особняком – так проще хранить тот особый контингент тайн, который имеет очень узкую адресность и обволакивает само существование Хельги Нифльхейм плотным сизым облаком мистерии. По этой причине, в том числе, даже спустя столько времени она так и не запомнила ни одного имени. Только вот парня, следующего за ней, она выучила очень даже хорошо – на его беду преимущественно. Вадим донимал ее со второго курса, безоговорочно влюбившись в ореол тайны, окружающий девушку в черном.
Седая все же заставила лицо принять менее убийственное выражение и обернулась.
-Уже темно, - завел свою обычную волынку Вадим, окидывая стройную фигурку девушки жадным взглядом, которому, казалось, даже черный плащ не был помехой. Бледное личико девушки в темноте подворотни, в обрамлении седых волос, оттененное черным легким капюшоном, казалось ему еще милее. Вадим сглотнул так не вовремя подступивший к горлу ком и продолжил: - Можно я тебя провожу?
-Спасибо, нет, - ответила Хельга достаточно злым голосом. Хотелось отправить этого прилипалу ко всем чертям, желательно еще и с курсоуказующим пинком, однако, сил на это банально не осталось. Девушка слишком сильно устала – двое суток без сна, тридцать с лишним часов непрерывного мозгового штурма, мощное физическое напряжение, сильный стресс, и тут еще это чудо на голову – которое еще и проигнорировало отказ Хельги и прилипло к ней как банный лист. Именно за это свое свойство Вадим получил прозвище Пиявка. А Хельге более всего в этот момент времени хотелось добраться до машины, устроиться с комфортом в салоне и доехать-таки до дома, но показывать Пиявке ретро-автомобиль за три миллиона рублей ей не хотелось.
Отбрыкивание от не в меру назойливого парня заняло у Хельги без малого полчаса и окончательно измотало ее, а поэтому, когда за спиной стихло недовольное бормотание, а впереди замаячил черный силуэт, из груди ее вырвался вздох облегчения.
-Почему ты его терпишь? – спросил звучный баритон, когда Нифльхейм устало привали-лась спиной к своей машине. – Один удар, и он даже имя твое забудет!
Хельга села в машину и только там, подняв стекла, сняла с рук перчатки и посмотрела на левую ладонь. Через всю ладонь тянулся старый, длинный шрам. Едва какое-то не имеющее порядкового номера чувство убедилось в том, что людей поблизости нет, шрам дрогнул, и кожа начала раскрываться как диковинное веко, обнажая большой красный глаз с вертикальной щелкой зрачка. Глаз моргнул и добавил тем же голосом:
-С ним даже у меня терпение лопнуло.
Его звали Маркус, это неизвестное земной науке существо. Кто или что он такое – не представляла даже сама Хельга, но для нее, сироты, не имело ни малейшего значения, к какой категории ученые мужи приписали бы существо, спасшее ее от сумасшествия на почве абсолютного одиночества и осознания потери всех, кто был ей на самом деле дорог. Для Нифльхейм представившаяся Маркусом сущность, поселившаяся в ее ладони, в первую очередь была добрым и надежным другом, которого, однако, следует держать подальше от чужих глаз. И этой сущности Хельга улыбалась, как никогда – в университете. Добро, искренне и практически нежно.
-Дипломатия – великое оружие, - хмыкнула девушка и повернула ключ в зажигании - старый-добрый Кадиллак Эльдорадо Флитвуд 1967-го года утробно заурчал, словно почувствовав хозяйскую руку, включилась холодная голубая подсветка приборной панели. Нифльхейм послушала звук двигателя, одобрительно кивнула и добавила: - Но ты прав. Я ему скоро зубы прорежу.
Под веселый смешок Маркуса завидный во всех отношениях черный матовый Кадиллак заскользил в сторону области, где и жила Нифльхейм. Как и где она обитала, не знала ни одна живая душа из университета, никто не бывал у нее дома и даже отдаленно не представлял себе ее жилье, вследствие чего о доме Хельги ходило бесчисленное множество слухов и предположений. Исходя из тех качеств, которые Хельга позволяла видеть ее коллегам по учебе, они делали странные и подчас нелепые выводы, граничащие с фантастикой. В своей погоне за мистикой они дошли даже до предположения о том, что Хельга Нифльхейм просто обязана жить в огромном пустом особняке и спать она обязана именно в гробу. Разумеется, это была воистину сказочная чушь, не имеющая с реальностью ничего общего. В реальности же… Реальность была смелее любых фантазий.
На выезде из города Хельге повстречалась машина патрульной службы. Едва завидев черный матовый Кадиллак, патрульный тут же сбавил ход и почтительно помигал фарами ближнего света, а потом с замиранием сердца ждал, когда Кадиллак сделает то же самое. Хельга не стала заставлять его долго ждать. Ее необычную машину знали все службы порядка Москвы, Московской и ряда соседних областей. Знали и уважали, как это ни странно, пусть никто из патрульных так ни разу и не смог догнать или хотя бы загонять этот Кадиллак, когда время от времени приходилось для приличия его преследовать. Для всех дорожно-патрульных служб Хельга Нифльхейм и ее машина слыли легендой – и не только из-за потрясающего мастерства вождения.
Седая улыбнулась и уверенно свернула с трассы на добротную грунтовую дорогу: здесь начинались ее владения, пусть и официально ее клочок земли в этих местах не превышал пяти соток из всего массива земель, обозначенных на картах как Чернолесье - закрытое образование поселкового типа. В нем заключалась ее гордость; это было ее детище, дело всей ее жизни. Хельга замедлила ход машины, едва заметив впереди, прямо в лесу, аккуратные избушки и домики, ютящиеся в тени не потревоженных строительством деревьев. У этого поселка никогда не было ни плана застройки, ни типового плана домов. Каждый строил что хотел, как хотел и где хотел, а уж пробить все причуды чернолесцев в соответствующих инстанциях для Хельги не составляло труда. Возражать Нифльхейм мало кто отваживался, ведь слишком уникально было ее детище.
Тем не менее, никто не заставлял полторы сотни человек селиться практически в лесу и работать на Правительство. Это был их собственный выбор – следовать в своей жизни пути той, кого все они признавали как свою вторую мать. Каждый из них так или иначе был обязан Хельге жизнью. Собранные со всех концов России и ближнего зарубежья, изящной черной рукой выдернутые из кошмара социального дна, они слишком любили и уважали вторую мать.
Медленно проезжая по поселку, Хельга всматривалась в разнообразные дома и вспоминала истории, лежащие за каждым из них, а Хельга помнила каждую деталь из жизни всех, кого она привела в Чернолесье. Оссирис, мужчина лет сорока с густой бородой и суровым видом – кузнец, а в прошлом – удачливый адвокат, которого коллеги сделали бомжом и оставили умирать на улице. Ему даже руку пришлось ампутировать, настолько сильно разрослась гангрена в условиях мурманской зимы. Но Оссирис не тосковал по руке – сделанный на основе разработок Хельги протез слушался не хуже природной конечности, а колоссальная сила, заложенная по умолчанию в сервомоторы суставов, оказалась как нельзя кстати при работе в кузнеце, на наковальне. Молодая цветущая женщина в домотканом сарафане и с лицом как будто немного не от мира сего – Ривер. Ее Хельга нашла в сумасшедшем доме, куда несчастную женщину упекли добропорядочные врачи в ответ на угрозы тогда еще простого бухгалтера подать в суд. Банальная операция по удалению аппендицита для двадцати трехлетней девушки закончились инвалидностью и креслом-каталкой. Конечно, хирурги отрицали факт врачебной ошибки, и Ривер оказалась в доме для душевнобольных, но Хельга нашла ее – как и почему, Ривер так и не поняла, - поверила в нее, утешила и укрепила дух. И более того – поставила ее на ноги.
И многие, многие другие люди, но всех их в прошлом связывала одна беда. А в настоящем – одна надежда, и именно воплощением ее в жизнь так усердно занималась Нифльхейм. Чернолесье само по себе было воплощением их общей мечты. Пусть иногда людям и казалось, что Хельга в своем стремлении к мечте слишком уж усердствует и перегибает палку, никто не мог бы упрекнуть ее в безнравственности или безответственном отношении к людям ее поселка – поэтому, наверное, люди к ней и тянулись. Нифльхейм мысленно улыбнулась: «Мы в ответе за тех, кого мы приручили».
…Сапог с силой ударил по педали тормоза, когда один из чернолесцев разве что не кинулся под колеса черному гиганту дорог.
-Ассур, елки-палки, что ты творишь?! – высунувшись в окошко, гаркнула Хельга отлепляющемуся от капота «Кадиллака» юноше. Парень был своеобразен во всем, но при этом безгранично дорог молодой седой девушке: как брат, как помощник, как едва ли не самый близкий друг. Пусть иногда Ассур и вел себя как самый невозможный клоун, и Хельге хотелось удушить его на месте. В негласной иерархии Чернолесья он занимал второе место, он первым присоединился к Хельге и поддерживал ее во всем. Иногда все же он вел себя слишком эмоционально и возбужденно, что Седой – девушке с абсолютно холодной головой – категорически не нравилось.
-«Горынычи» при тебе? – без предисловия спросил Ассур, все еще лежа на капоте. Его лицо, покрытое сплошной черно-белой татуировкой, даже несмотря на узор, казалось очень сильно взволнованным.
-Как всегда, - кивнула Хельга, закатывая рукава и уже сейчас, не дожидаясь продолжения, закрепляя манжеты на локтях специальными заколками. На предплечьях, под широкими рукавами черного плаща прятались два хитроумных устройства, чей почти зеркальный блеск мгновенно зажег огонь хищного азарта в глазах Ассура. И это был еще один повод для Хельги немного погордиться собой. «Горынычами» по официальному патенту назывались парные клинки, созданные при помощи мастеров ковки, серво-механики, кибер-сенсорики и нано-технологий – все они представлены жителями Чернолесья. Этот во всех
отношениях смелый проект не имел во всем мире ни аналогов, ни дубликатов.
Ассур довольно облизнулся.
-Обожаю их блеск, - хмыкнул юноша, кивнув на пока сложенное оружие. – У нас в третьем секторе беспорядки, Хель.
-Кто?! – рыкнула девушка, открывая вторую дверцу «Кадиллака».
-Черт их поймет, - фыркнул юноша, забираясь на сидение и любовно укладывая на колени ножны со своими парными ятаганами. – Новички, похоже, закрышевать решили.
-Черта-с-два они у меня на территории крышевать будут, - буркнула Седая, резво направив машину к указанному сектору. – Я ж вроде им всем уже по нескольку раз объяснила, как я к ним ко всем отношусь!
-Видимо, до некоторых туго доходит, - пожал Ассур широкими плечами.
Хельга промолчала. Одногруппники из университета сейчас вряд ли узнали бы ее. Она изменилась - резко, быстро, и из милой, окруженной тайнами девушки превратилась в хищницу, защищающую свою территорию и своих детенышей. Звериный оскал, блеск глаз и почти слышное рычание. В таком амплуа Хельга Нифльхейм была особо обворожительна и прекрасна. И Ассур понимал, что безоговорочно влюблен.
Ситуация оказалась элементарной. Несколько дуриков, кто чем вооруженных, ввалились в один из магазинчиков на границе сектора и пытались подбить его руководство принять покровительство их «хозяина». Банальность, какую только поискать, но именно с ликвидации такого бардака Хельга и начала свой путь.
Когда черный «Кадиллак» остановился перед нужным магазином, тугодум по кличке Туз в компании своих «шестерок» как раз увещевал руководство на тему того, что под его крышей им будет и суше, и спокойнее. Прижатый к стенке почти в буквальном смысле слова директор магазина уже был готов сдаться, когда увидел вошедшую в магазин, невзирая на вывеску «закрыто», девушку в черном плаще и ее спутника с татуировками на все лицо. На радостях директор, не медля больше ни минуты, от души послал налетчиков по известному в России адресу. Недоумевающий Туз обернулся, но, увидев за спиной лишь девушку, пусть и в компании весьма странного парня, не удержался и расхохотался во всю глотку.
-Шел бы ты отсюда пока цел, - честно посоветовала ему Хельга, скрестив руки на груди. Сложенные у локтя «Горынычи» и контрольные щитки на запястье пока смотрелись исключительно как украшение в стиле кибер-панка и никакой опасности под собой не подразумевали.
-Деточка, найди себе другую песочницу, - хохотнул Туз.
-Это… - запричитал один из его громил. – Это же Седая! Чернолесцы! Туз, мы же к чернолесцам влезли! Давай двигать отсюда!
Главарь на своего подхалима только раздраженно фыркнул и достал пистолет, дуло которого направилось на Хельгу. Девушка только хмыкнула.
Выстрела из-за глушителя слышно почти не было, но зато звон отрикошетившей от лезвия «Горыныча» пули еще долго стоял в ушах. Нашпигованные датчиками клинки уловили команду, руки Хельги обтянул металлический кожух, пальцы ударили по сенсорным пластинам, и нано-технологии выбросили в стороны широкие полотна лезвий. Весь процесс развертывания «Горынычей» занимает три секунды, но для отклонения пули при должном уровне развития реакции достаточно и самого сложенного щитка. Но зажмурившийся во время выстрела Туз таких деталей не видел: его взору предстала только уже опускающая полностью разложенного «Горыныча» Седая и вьющийся тонкой струйкой дымок от пули, сиротливо катящейся по полу.
Увещевание Туза не затянулось. Наглядная демонстрация умения Чернолесья постоять за свои земли состоялась уже на первом упавшем телохранителе – он просто попал под удар щитком «Горыныча». Коллеги оттащили бесчувственного неудачника подальше, а сам Туз бросился наутек, по дороге успев оценить достоинства роскошного «Кадиллака». Хельга проводила его взглядом, даже не слушая благодарности от дирекции магазина. В этом не было смысла. В поддержании порядка в зоне Чернолесья Хельга видела смысл самого Чернолесья. Иногда хватало одного ее имени, иногда – вида «Горынычей», иногда - присутствия Ассура. Но чаще всего право на спокойствие приходилось отвоевывать потом и кровью. Именно об этом думала Хельга, вновь вместе с Ассуром садясь в машину. Хельга понимала, что она сама далеко не всегда сможет так удачно оказываться рядом с зоной конфликта, и однажды Чернолесье, несмотря на высочайший уровень подготовки, проиграет. А потеряв Чернолесье, Хельга вполне может ставить на самой себе крест, потому что на повтор этого пути у нее банально не хватит сил…
Хельга со стоном уткнулась лбом в руль.
-Хель?! – встрепенулся Ассур. – Ты чего?
-Дай слово… - начала было девушка, но юноша перебил ее, даже не дав закончить:
-Даю. Клянусь.
-Дай слово, что если со мной что-то случится, ты будешь заботиться о Чернолесье не хуже моего, - закончила Нифльхейм. – Дай слово, что Чернолесье будет жить.
Юноша на несколько секунд растерялся, и только бормотал под нос, словно повторял про себя слова своей второй матери – просто для того, чтобы в них поверить. Наконец, он положил ладонь на ее плечо и тихо ответил:
-Мы выживем.
-«Мы выживем», - ехидно передразнил юношу голос от левой ладони Седой. Маркус раскрыл глаз и фыркнул на юношу: - Нет, чтобы рявкнуть «Что за чушь ты несешь?!» или просто успокоить уставшую девушку, ты про выживание говоришь! И не стыдно, господин Ассур?!
-Я тоже тебя люблю, Мак, - хмыкнул Ассур, даже не моргнув. О Маркусе знал и он, и все неофициальное руководство Чернолесья. И все они были так же прекрасно осведомлены о вредном и мерзком характере этого странного элемента жизни их глубоко уважаемой Хельги Нифльхейм. Поэтому последующее восклицание нисколько не удивило юношу:
-Любишь?! Молодой человек, я мальчиками не увлекаюсь!
-А кто тебя спрашивать будет? – рассмеялся Ассур. У Маркуса, само собой, и на это ответ был заготовлен, но неумолкающему существу все же пришлось прикрыть несуществующий рот: мобильный телефон в кармане Хельги затянул про рано встающую охрану. Все поспешно умолкли: девушке звонило ее непосредственное начальство. Нифльхейм, безусловно, приняла вызов, а два ее друга все это время напряженно ждали, пока разговор закончится, и Хельга сможет рассказать, что же случилось у нее на работе на ночь глядя.
По мере того, как некто на другом конце провода говорил, что произошло и что требуется, лицо Хельги мрачнело, пусть отвечала она и не менее бойко, а надежды на то, что хотя бы этой ночью Нифльхейм переночует дома, улетучивались как туман в жаркий полдень. Наконец, Седая выпалила в трубку, разве что не огрызнулась:
-Да, я уже все поняла.
После этих слов несчастный, ни в чем неповинный телефон улетел в бардачок, Седая вцепилась в баранку и зло зашипела – юноша даже втянул голову в плечи, а Маркус спешно захлопнул веки на полусфере глаза.
-Извини, Ассур, - пробормотала девушка, - но в Чернолесье тебе придется возвращаться пешком.
-Что, опять они…?! – взвыл было Ассур, но напоролся на красноречивый взгляд Хельги и поспешно выкатился из «Кадиллака». А девушка с грустью на лице и досадой в сердце заблокировала дверцы и вдавила педаль газа. Работа ждала, ведь ученые мужи не могли понять, как именно сделать то, что всего сутки назад объясняла им глава исследовательского отдела опытно-конструкторского бюро Хельга Нифльхейм…
Апрель 2011
@темы: творчество, "Калинов Мост", литература
-
-
29.04.2011 в 11:14-
-
29.04.2011 в 16:59-
-
30.04.2011 в 01:07На самом деле, "Седая" писалась под заказ как зарисовка... Ну ты помнишь - как писались "Пыль", "Прости"...
Ясно. Конечно помню)))))
-
-
30.04.2011 в 01:39Если хочешь что-то по Калинову Мосту отдельно - заказывай
-
-
30.04.2011 в 01:44-
-
30.04.2011 в 01:45-
-
30.04.2011 в 01:47